Птичьи перья на влажной земле, кровь алым призраком, диковинным узором на распростертом мху, утопающие в тишине шаги, невидимые крылья в вышине, в переплетении ветвей древесных столбов, чьи корни уходят в недосягаемую глубину, питаясь остатками влаги, что сочиться сквозь земляные волокна, щедро отдаваемая им журчащей неподалеку речкой. Лесная прохлада с её легкими хвойными напевами просачивается в самое нутро тонкими струйками застывшего летнего воздуха, летит над журчащими водами, пронося с собой жизнь, пение птиц и свободу.
Ты видишь своё волчье отражение в воде. Окрестности Лондона спят, взгляд застыл в одной мутной синей точке. Потухшие искры янтаря превращаются в смешение всех видов грязи, в грубый серый цвет на фоне многократных небесных отражений в каждом водяном потоке. Прислушиваешься к лесу, вдыхаешь полной грудью, пропуская всю это жизнь сквозь себя еще и еще раз, мягкими обволакивающими потоками, сонной мелодией глубоких напевов, раздающихся на недосягаемой вышине среди пронзительно зеленых крон – нехитрых солнечных фильтров, благодаря которым матовый свет дребезжит на поверхности всего, к чему прикасается. В танцующих лучах в хаотичном порядке застыли пылинки – мелкие сияющие кристаллы, что словно прибыли из космоса.
Закрываешь глаза. Вся эта гармония застывает реалистичной картиной в самом разуме. После дрожащего выдоха следует череда привычных движений. Вытягиваешься в одну единую струну, мускулы слегка дрожат, позвоночник в одной линии с шеей. Медленное движение вперед, будто потягиваешься на солнцепеке… И перестаешь быть прежней. Длинные шерстинки исчезают в прорезях бледной, туго натянутой на скелет кожи. Плоть обретает совершенно другой цвет и одеяние, покрываясь узорчатым, тканным из полупрозрачной ткани пончо темно-коричневого цвета. Талию смыкает высокая линия джинсовых шорт, на тощих ногах – коричневые римлянки. Шею, как можно туже, затягивает легкий шарфик, не имеющий цвета, со скопищем различных кулонов, мотив которых многократно повторяется на унизанной широкими этническими браслетами руке и громоздкому кольцу на среднем пальце. В глубоких зеленых глазах небольшой совы мягким светом выщерблены все отражения, весь мир купается в этом однотонном озере.
Рядом на траве небрежно кинута сумка, стилистика которой так ярко напоминает портфели годов тридцатых-сороковых, на нем нашел своё пристанище d90 – безукоризненно черный с дорогущим телевиком на изготовке. Любимая работа ждет тебя всего в каких то мелких сантиметрах рядом, но надо кое-что исправить. Металлический, тянущий неприятные ощущения, привкус на губах тает с каждой секундой, пока смываешь невинную птичью кровь с лица, размазанную как алая помада. Неприятное сравнение заставляет тебя саркастически улыбнуться своему неровному отражению. Река хочет смыть портрет убийцы со своей поверхности, но не имеет над этим власти, пока ты сидишь тут и не собираешься двигаться. Наглядевшись на себя любимую, с нервной поспешностью хватаешь фотоаппарат, нажимаешь кнопку включения, до боли знакомый щелчок зеркал внутри этой машины коротко и непринужденно звенит среди лесной какофонии. Один есть. Торжество природы на фоне человеческой цивилизации. Из-за верхушек деревьев поднимается вертолет, своим гулом заполонив все пространство, он как-то тяжело проносится мимо, оставляя за собой шлейф грубых, вибрирующих звуков. Недовольно скалишься, но снимок получился отменный.

Чуть размазанные линии на ярком пятне залитого солнцем неба черных лопастей, которые влекут за собой срывающий листву с деревьев ветер. Но даже на этом простом снимке играет буря контрастов, видно, как застыла природа и молча терпит это безрассудное человеческое отношение. Ни одна птица не рассекает крыльями поднебесного пространства. Но сам воздух гудит от напряжения, выдавая тяжеловесную, воняющую машинным маслом, эволюцию человеческого мозга. Вглядываясь в темнеющую прохладу чащи, вдруг одернешь себя, закусив нижнюю губу в нервном желании запустить в улетевший вертолет камень. Но вместо этого хватаешь с земли булыжник, который вскоре неровным, но резким отточенным пируэтом входит в журчащую воду. Сноп брызг, воронка на одно мгновение застывшая на середине реки, липкий ил, поднявшийся со дна, и круговорот звуков вокруг давит под собой внезапный всплеск. Берет за тиски ненормальная злоба за этот погожий летний день, слишком жаркий для Исландии. На какой-то порывистой секунде вспоминаешь, что это Англия и гомерический смех погружает тебя на самое дно подсознания. Мир вокруг теряет краски и оттенки, ощущение реальности улетает куда-то ярко красной лентой, взбудоражившей сознание несколько незаметно промелькнувших секунд назад.
Но вот приходит спокойствие - волнами северного моря оно застилает твой безумный ярко желтый взгляд, льется на напрягшиеся связки прохладным маслом, отрезвляет сознание, пробуждая более мелкие вспышки некоторого торжества. Тогда человек тебя не поймал, значит - не поймает и сейчас. Железно бетонная логика на базисе порушенной психики. Красивый, динамичный эскиз грязными красками. Это как будто в самый разгар крутой вечеринки вам говорят, что пора закругляться. Но красная лента тут рядом, и пока не собирается никуда деваться. Поднимаешься со своей тощей задницы, тщательно отряхиваешься от приставшей травы. На голове как всегда жалкое подобие хаоса, пробор неровным зигзагом, косая челка набекрень, где-то в кипе черных перьев затерялся венок из ракушек. Но фотоаппарат покладисто повис на шее, хладнокровно считывая информацию своими линзами, а значит можно делать вид, что живешь как весь остальной мир. Хватаешь свой псевдо портфель, последний взгляд в пенистую гладь реки и шаги против течения по теплой земле бесшумно утопают в зеленой поросли. Закинув ремень сумки на плечо, начинаешь беспорядочно запечатлевать проходимые места, отмечая их будущим фоном на фото сессии. Думаешь, как неплохо было бы увековечить здесь какого-нибудь симпатичного мальчика-подростка или девочку-подростка, или даже обоих вместе. Такие милые неокрепшие дети в лоне природы - аж зубы скрипнули от такой приторной сахарности. Всем известно, что через несколько лет им не будет никого дела до окружающего их мира, серыми запыленными пальцами они будут совершать то, что делали их предки - клепать себе состояние, бесконечно строя замки на руинах, пока из сердце или даже целая планета не остановиться. Но скорее всего первое. Для второго - слишком много чести, для второго нужна нечисть: ангелы и демоны, сросшиеся в бесконечной пляске силы добра и зла. И экзорцисты, которым посчастливилось родиться на свет не такими, как их братья или сестры. "Ой, ой я вижу призраков", "А вот там затаился демон - смотрите какая страшная тень от его силуэта" и все такое прочее в духе этих малолетних глупцов. Щекотливым смехом, текущим сквозь тебя и грубыми, своего рода философскими мыслями, ты прокладываешь себе путь дальше. Указательный палец с изумрудным ногтем на автопилоте жмет на педаль спуска, заставляя зеркала внутри двигаться все чаще и чаще, пока на одном из снимков он не выдает что-то странное, затерявшееся среди нежной зелени с разводами синей воды и коричневыми коленками берегов, содранной травой на изломанных изгибах. Что-то человеческое, какой-то неясный силуэт заставляет твой взгляд приобретать ту живость, которая свойственна ему только в минуты крайнего интереса или на худой конец во время голода. Останавливаешься. В голове вертятся самые неожиданные варианты дальнейших действий. Оторвав от себя все эти никчемные размышления, бесшумно скользишь под низко висящие ветки, аккуратно огибаешь ствол. Взгляд безошибочно считает расстояние, оставшееся до предполагаемого объекта. Пять шагов, четыре, три. Стоп. Эдакая навострившаяся птица в развязной позе. Как всегда всклоченная, словно выползшая из темной чащи на свет божий, одежда неровными складками, легкий намек на загар. Одна рука лежит кулаком на бедре, другая - все еще сжимает тушку фотоаппарата. Короткое "кхм" как начало новой эпопеи.

Отредактировано Varnasse (2012-12-10 19:43:41)